Погребальная обрядность вепсов


3. И. Строгальщикова
Этнокультурные процессы в Карелии


Погребальные обряды вепсов до сих пор не изучены. Литература дореволюционного периода по данному вопросу исчерпывается небольшой заметкой А. Малиновского о проведении сорокового дня и краткими замечаниями о похоронах и поминках в очерках В. Н. Майнова и Г. И. Куликовского1. В 1960-е годы В. В. Пименовым отмечен такой любопытный обычай в погребальном ритуале вепсов, как «веселение покойников» 2.

... В настоящей статье ограничимся лишь описанием погребальной обрядности вепсов. Особо отметим изменения, происходящие в проведении ритуала на памяти наших информаторов, и по ходу изложения будем обращаться к литературным источникам. Но вначале обратим внимание на то, что реальное проведение обрядов не всегда соответствует «принятым нормам», т. е. при знании «правил» все же наблюдаются н отклонения при их совершении. Так, иногда воспроизводится более древний вариант обряда, но объясняют это «.волей покойного» или сложившимися условиями, при которых соблюдение принятых в настоящее время «правил» оказалось по каким-то причинам невозможным. Отклонения могут вызываться н нововведениями, но к таким изменениям, возникшим уже на памяти информаторов, относятся, как правило, с некоторым осуждением.

Погребальный обряд вепсов при общей единой схеме его проведения, как оказалось, неодинаков в деталях в разных этнолокальных группах6, а иногда и внутри групп. Отчасти эти различия отражают разный уровень,эволюции обрядов. Не исключено, что они связаны и с отличиями, имевшимися в прошлом в похоронном обряде каждой из групп.

Специальных приемов оповещения о смерти не было, об этом узнавали обычно друг от друга. Сразу же после смерти в избе занавешивали окно, освещавшее передний угол с боковой стороны, закрывали предметы, способные отражать (зеркало, самовар): «чтобы в зеркале не показался второй покойник», «иначе в доме еще кто-то умрет»7, открывали дымоход, «чтоб душа улетела». У северных вепсов принято ставить на окно стакан с водой с опущенным туда камешком — curukivi8. Южные вепсы клали в божницу стакан с водой и горбушку хлеба. Средние вепсы наполняли водой два стакана: одни из них ставился на печь, другой — над верхним косяком двери. По тому, как «метились» водой наиболее важные (божница, дверь) и доступные для проникновения извне части жилища (окно, дверь), виден сберегательный характер обычая9. У вепсов сберегательная функция воды усилена одновременным применением curukivi и хлеба. Это показывают и дальнейшие действия с данными предметами. У южных вепсов и части соседних с ними средних (тихвинских) воду дерноли до сорокового дня, меняя ее каждый день. Считалось, что она нужна для питья душе покойного 10. Здесь же по традиции сразу после смерти в переднем углу на боковой стене вывешивали «узорное» полотенце и что-нибудь из одежды покойного. Эти вещи находились там до сорочин. Обычай держать до сорочин в переднем углу вышитые полотенца известен как у восточнославянских, так и финно-угорских народов. По поверьям, они считаются пристанищем души покойного, обитающей в доме до сорокового дня 11.

При исследовании функционального назначения вышитых полотенец в вепсских семейных обрядах А. П. Косменко высказала гипотезу о том, что в прошлом они играли роль женских магических предметов (медиаторов), с помощью которых устанавливалась связь живых с предками. В погребальном ритуале вышитые полотенца выступали в качестве предметов, по которым душа покойного проникала в мир своих предков и при необходимости (поминки) возвращалась к потомкам12. В настоящее время среди вепсов подобного утверждения зафиксировать не удалось; по теперешним представлениям, оно вывешивается, «чтоб душа вытиралась».

По традиции обмывать покойного могли не все, и состав обмывающих различался в каждой из групп вепсов. У южных вепсов по обычаю покойника мыли самые близкие родственники, что соблюдается до сих пор. Средние вепсы поступают так тоже довольно часто, хотя и утверждают, что обмывать умершего должны дальние родственники и даже одного с ним пола. Очень категорично заявляют об этом вологодские вепсы: «Ни в коем случае дети не обмывают, жена не должна мыть мужа», «мужчины моют мужчин, а женщины — женщин»13. Но сейчас для этого чаще всего приглашают пожилых женщин. У северных вепсов последнее уже вошло в традицию. Здесь даже утверждают, что покойников должны мыть старые девы или вдовы — «они чистые». Особенно строго придерживались данного правила, если умерший был женатым мужчиной. У них запрещалось принимать участие в обмывании покойника близким родственникам, девушкам и мужчинам. В действительности же бывали случаи, когда близкие родственники и даже мужчины обмывали умерших. Обычай нарушался волей покойного: «кому накажет, я лично сама мать мыла, она так просила». Нельзя было обмывать покойного на столе, его мыли на полу, обычно на соломенном матраце или на соломенной подстилке. При обмывании с покойником положено разговаривать или «приплакивать». Беседа сводится к просьбе не препятствовать мытью и к вопросу, нравится ли ему обращение с ним. Используемые мыло, тряпочку и воду берегут «пуще глаза» — с их помощью может быть наведена порча14. Для моющих покойника готовится угощение. В двух деревнях средних вепсов (Пондале и Шондовичах) нам сообщили, что сразу после смерти заваривали толокно с солью. Им поминали покойного те, кто его обмывал.

Смертная одежда сходна во всех группах вепсов. В настоящее время покойника «обряжают» в самую нарядную и нередко новую одежду, которую обычно пожилые готовят себе заранее. В прошлом это обязательно хотя бы раз стиранная домотканая белая или светлая одежда: у женщин — рубаха, юбка (вместо последней у южных и части средних вепсов — вологодских — сарафан), передник, повойник; у мужчин холщовые брюки, рубаха, балахон с поясом. На ноги надевали лапти или кожаные сапоги, сшитые дратвой или подбитые деревянными гвоздями и не мазанные дегтем. У северных вепсов для покойников шили и специальные остроконечные полотняные сапоги. Сохранились воспоминания, что раньше поверх одежды надевали кукель 15. Судя по описанию наших информаторов, у вепсов, так же как и у карел, кукель бытовал в форме длинной холщовой накидки с капюшоном, закрывавшей покойного снизу и с боков16. Смертной одеждой женщин было все «старинное», но на ней не должно быть вышивки 17, иначе «там держат покойника под дождем, пока одежда не вылиняет», или «под палящими лучами солнца, пока не выгорит». Особо оговаривали, что «нельзя ничего класть красного». Если же одежда не была приготовлена заранее, то ее шили наметкой, швом «от себя». На умерших обязательно должен быть пояс. Молодых, не состоявших в браке юношей и девушек хоронили в свадебной одежде. «Обряженного» покойника укладывали в переднем угл, ьа боковой лавке, головой к иконам. При этом подчеркивалось, что он должен лежать вдоль половиц. Как утверждают все информаторы, пространство у боковой стены дома принадлежит покойнику: здесь на лавке его укладывают, на боковой стене g изголовье вывешивают полотенце, на окне ставят стакан с водой, стелят «постель» покойному до сорочин и т. п. И отмечают, что лавка вдоль лицевой, фасадной стены предназначена для «свадебщиков». В последнее время в некоторых местах появилась традиция располагать скамейку с умершим по диагонали от угла, что объясняют удобством «общения» с покойным. Если у покойного не было креста, то ему его надевали. К сложенным рукам (правая рука должна закрывать левую) приставляли небольшую иконку.

Уложив покойника, начинали его оплакивать. Причитывали в основном близкие родственницы 18. Имеются единичные свидетельства о том, что оплакивали и мужчины. Особенно полагалось плакать дочери по умершей матери — «путь легче». Оплакивать маленьких детей не было принято—«их там задразнят».

До погребения все односельчане и родственники из других деревень приходили проститься с покойным. Запрещалось посещать покойников только беременным женщинам, иначе лицо (или губы) у родившегося ребенка будут «бледными, синими или желтыми». В случае, если покойник был близким родственником и на похороны идти нужно было непременно, беременная женщина прятала за пазуху красную тряпку или деревянную ложку, которые якобы предохраняли плод от нежелательных последствии 19. Есть даже поговорка—«на похороны идут за сто верст, на сорочины кого позовут». Вновь пришедшие причитывали, обращаясь к покойнику с плачем, содержание которого чаще всего сводилось к сожалению, что умерший уже больше никогда его не встретит. Этикет требовал, чтобы навещающие сперва здоровались с покойником, а затем с остальными. Кроме словесного приветствия принято было пахнуть платочком над умершим и поклониться ему20. Пришедшие навестить покойника поминали его «белым» киселем (овсяным или из ржаных высевок) из общей чашки. Покойника старались не оставлять одного даже ночью. В темное время суток в комнате умершего обязательно должен гореть свет.

По обычаю хоронили только на третьи сутки после смерти, непременно до полудня. Покойника перекладывали в гроб утром в депо похорон. Ложе устраивали из березовых листьев, снятых с веников. Иногда под ноги и голову клали льняную кудель. Старики осуждаю! появившуюся в последнее время «моду» стелить на дно гроба вату: она легко воспламеняется и, по их мнению, опасна при переходе через «огненную» реку. В гроб укладывали некоторые вещи покойного, используемые при его «обряжении», а мужчинам также табак, папиросы, водку. Пожилым вручали «подорожную» (разрешительную и молитву), на лоб накладывали «венчик». Их покупали заранее и хранили в узелке со смертной одеждой. Сверху тело покойного раньше накрывали белым холстом. Края покрывала не обрезали ножницами и не обшивали: ткань нужной длины должна отрываться руками.

Перед выносом покойника и сразу после него принимали ряд охранительных мер. Одна из них—«окуривание» покойника. Осмысливался этот обычай как очищение избы от запаха и даже присутствия покойника. Чужой кадил для умершего. Кадили до росстаней, здесь угли и кадильница выбрасывались. Имеется одно сообщение, что в избе при выносе жгли бересту. Во всех группах вепсов «окропляли» порог перед выносом. У северных вепсов это делали водой, стоящей на подоконнике со дня смерти. Вслед покойнику бросали левой рукой curukivi со словами: «чтобы камнем холодным от нас ушел». У средних вепсов избу и пороги крошил водой, хранящейся с момента смерти на печи или на притолоке двери. Южные вепсы для этой цели специально готовили «святую» воду, предварительно обмыв в ней икону. Во всех группах вепсов для окроплення применяли и простую воду, которую разбрызгивали чистым веником вслед выносимому покойнику. Сразу после выноса покойного во все пороги вбивали гвозди 21. Пожилые информаторы уточняют, что раньше вбивали не простые, а подковные гвозди. Имеется одно сообщение, что под порог забивали подкову. Объясняют это различным образом: «чтобы не вернулась душа», «чтобы не бояться», «чтобы не было больше покойников». У средних вепсов, как только поднимали гроб, на его место бросали кочергу или осиновое полено. Скамейку, на которой стоял гроб, переворачивали. Сберегательные функции всем этим предметам и действиям приписывали и другие народы. Обычай после выноса покойника вбивать в порог гвозди и переворачивать скамейку известен у сету и карел 22, русские крестьяне верили, что подкова или скоба у порога предохраняют дом от болезнеи 23 кочеpгa являлась одним из основных оберегов на свадьбе24. Общеизвестна в поверьях многих народов и роль осины (осиновый кол, плаха) для предупреждения злых действий со стороны покойника. В доме прощались редко и только те, кто по каким-то причинам не мог присутствовать при выносе. Кто не шел на кладбище, прощался на улице, у дома, на росстанях, на краю деревни. Раньше у северных и средних вепсов при проводах поминали умершего «белым» киселем из общей чашки, у южных и соседних с ними средних (тихвинских) кроме киселя обязательными поминальными кушаньями были кутья и вареные яйца. Здесь вся поминальная еда выносилась обязательно в решете. Каждый, прощаясь, должен был непременно помянуть покойного. Для выноса покойного делались специальные носилки из двух еловых жердей. В похоронной обрядности вепсов, так же как и других финно-угорских народов, погребальные носилки играли важную роль25. На них, если кладбище было недалеко, покойного несли до могилы. В случае, если на погост приходилось ехать, гроб на носилках доносили до росстаней или до конца деревни. И теперь, когда чаще всего гроб везут на кладбище на машине, до могилы его непременно несут на носилках. Носилки с гробом ставят над могилой для последнего прощания. После погребения носилки используются как надмогильные сооружения. У части средних (пяжо-зерских и тихвинских) вепсов известен обычай «погребицы» 26, когда на крышку гроба стелили «узорное» полотенце пли холст. В Тихвинском р-не этот обычай сочетался с правилом «первой встречи" т. е. «погребица» вручалась первому, кто встречался похоронной процессии. Пяжозерские вепсы передавали ее на кладбище нищим, или она шла в пользу церкви. У тихвинских вепсов, если никто по пути на кладбище не встретился, «погребицу» вешали на могильную палочку. Этот обычай бытовал и среди пяжозерцев.

Об участии близких в выносе, копании могилы, опускании и зарывании покойного в разных местах высказываются по-разному. У северных вепсов это делали дальние родственники или соседи, мотивируя тем, что «своим нельзя», «казаться будет», «неудобно вроде своего убирать». Но известны случаи участия в погребении близких родствеников: «я сама отцу могилу копала». Жители отдаленных деревень утверждают, что раньше все делали свои, т. е. сыновья, дочери. В Вологодской обл. (у куйско-пондальских) «убирать» покойника также должны свои родственники, у пяж-озерских — больше свои, как было принято раньше. Подобная же ситуация отмечена и у средних вепсов Ленинградской обл. Здесь родственники сами все делают, но известно, что «вроде убирать покойника своим нельзя». Такое же примерно представление бытует у южных вепсов д. Радогощн и примыкающих к ней селений.

Южные вепсы Сидоровского сельского совета убеждены, что все должны делать «родные руки», «как последний почет отдаем» и даже что «не свои не должны и касаться». По всей вероятности, у вепсов в прошлом не было отстранения близких родственников от этих обязанностей. Пока трудно сказать, как долго сохранится старинный обычай выполнять все действия, связанные с подготовкой и захоронением умершего, самыми близкими родственниками27. Но отголоски прежних традиций видны и при совершении погребения по новым правилам. Так, при соблюдении запрета «зарывать покойного сыновьям, дочерям» им, однако, полагается первыми кинуть горсть земли на опущенный в могилу гроб. Перед погребением в могилу бросали медные деньги28, выкупая, по мнению большинства информаторов, место для покойного. Имеется одно высказывание, что при этом приговаривали: «передайте их моим родным»29. На кладбище иконку и крест с умершего снимали30. Раньше иконку до сорокового дня у средних вепсов оставляли на могиле, а южные вепсы хранили ее в церкви пли в часовне. Перед тем как закрыть гроб, на лицо покойного натягивали холст, бросали на него три щепотки земли (желательно «отпетой» в церкви)—«два раза на голову, один раз в ноги». Гроб опускали на полотенцах, холсте, веревках. Иногда отмечали, что на веревках опускали лишь ту часть гроба, где находились ноги покойного. У северных и средних вепсов, проживающих в Ярославичах, раньше было принято опускать незакрытый гроб на руках. Его при этом передавали двум спустившимся в могилу мужчинам, в обязанности которых входило бросить на покойника несколько горстей земли перед закрытием гроба. В тех местах, где гроб опускали на руках, отмечают, что могилы рыли неглубокие. Полотенца и холст, на которых опускали гроб, назад домой не приносили: у северных и средних вепсов их отдавали вдовам, старым девам или нищим (у северных вепсов их можно было зарыть также и в могиле), а у южных — тем, кто копал могилу. При погребении крест не устанавливали.

При оформлении надмогильных знаков соблюдаются весьма древние обычаи, которые к тому же различаются в разных группах вепсов. Северные вепсы после погребения в ноги покойному втыкают носилки, на которых его принесли на кладбище31. Верхние концы носилок возвышались над могилой примерно на метр. После сорокового дня, а раньше на годовщину, их выдергивали и на это место устанавливали крест. И сейчас еще помнят, что «раньше крестов не ставили, а стояли палки, пока не сгниют». Вытащенные палки оставались на кладбище приставленными к деревьям, уносить их куда-либо строго запрещалось. У южных и средних вепсов в ноги покойному втыкалась одна жердь32. После сорочин ее также обычно заменяли крестом, хотя это делалось не всегда. У южных вепсов крест иногда заменяла можжевеловая палка. " Кресты всякие были — самые простые—можжевельник высушить, окорить — вот тебе и крест". На могилах крещеных детей и особенно девушек сажали кусты можжевельника, которые украшали разноцветными ленточками и тряпочками33.

По мнению молодежи и лиц среднего возраста, парные палки на могильных холмах у северных вепсов и «палочки» у средних и южных вепсов ставятся для «знака» или для поддержки венков. Но среди пожилых и знатоков обряда бытуют иные объяснения.

Северные вепсы считают, что палки необходимо втыкать по той причине, что те являются собственностью покойного и, следовательно, должны быть при нем. Очень любопытное и неизвестное по литературным данным объяснение назначения надмогильной «палочки» приводят средние и южные вепсы. С ее помощью, как утверждают информаторы, поддерживается до сорокового дня связь покойника с миром живых: «по палке душа поднимается», «через нее и разговор с покойником», «до сорочин ход ему оставлен», «дорогу оставляют покойнику». Верили, что отпевание доходит до умершего именно по отверстию, образуемому после снятия палочки: «раньше поп придет на могилу, отпевает в эту дырочку, отпевание пойдет туда». При заочном отпевании полагалось отпетую землю сыпать в это отверстие: «землю отпоют, когда палочку снимут, землю туда опустят», или, если отпевали до сорочин, «палочку пошатаешь — туда и насыпишь».

После погребения на кладбище устраивали поминки. У северных вепсов раньше обязательно брали с собой кутью, но теперь это делают редко, поэтому традиция поминальной трапезы на могиле исчезает. Многие информаторы уже утверждают, что на могиле «ничем не поминают». Средние вепсы (вологодские и оятские) кроме кутьи приносили кисель. Только в Ладве поминали одним яичным «блином» (munakurs) 34, который делился на кусочки по числу присутствующих. У южных и их соседей средних вепсов (тихвинских) обязательны были кутья, кисель и вареные яйца, а у сидоровских — и сусло. Разрешалось приносить и другую еду— рыбники, колобы и даже «стопочку». Нельзя поминать лишь мясными кушаньями35. Еду вепсы Вологодской обл. раскладывали на поминальной доске или полотенце, иногда на разостланном на доске полотенце, а вепсы Ленинградской обл. — только на доске. В Ладве яичный «блин» разрезался прямо на доске. У южных вепсов свежую могилу закрывали хвоей и на ней располагали еду. Существует поверье, что после поминок надо сразу уходить с кладбища, не заходя на другие могилы, — «все покойники встречают, встали хоронить», а членам семьи умершего «нельзя до сорочин на чужие могилки заходить».

В доме после выноса покойника «двери не закрывают, пока с кладбища не вернутся», но «дом пустой не оставляют». Обычно в доме остаются дальние родственники или соседи. Им полагалось вымыть полы, обтереть лавки, особенно тщательно ту, на которой лежал покойник, порог и дверную ручку. У северных вепсов считалось, что если это сделает вдова, то она скоро выйдет замуж.

Северные и средние вепсы в этот день топили баню. Оставшиеся также накрывали столы. Кто-нибудь из них убирал стружки от гроба, прутья от веников, с которых счищали листья для ложа умершего, солому, на которой он умирал, а в отдельных местах и одежду, бывшую на нем при смерти, постельное белье и матрац покойного.

Одежда и постельные принадлежности умершего сжигались. Обязательное сжигание их зафиксировано в Ладве и Мягозере. Объясняют это боязнью порчи, исходящей от них. У южных и средних вепсов, судя по высказываниям информаторов, сжигать их начали недавно: «раньше не сжигали, постирают, но до сорочин не держали, потом попрошайкам давали». Теперь жгут из-за того, что она никому не нужна, отчасти и по соображениям гигиены: «ею брезгуют». Обычай сжигать стружку от гроба, солому, на которой мыли покойника, березовые ветки и другие предметы, оставшиеся после умершего, известен у многих народов и считается пережитком некогда бытовавшего обряда трупосожжения36. У вепсов он также, возможно, восходит к существовавшему в X—XI вв. у древней веси обряду трупосожжения 37.

Время устройства костра сейчас у вепсов различное. Чаще распространено сжигание «вещей» покойного во время погребения, в некоторых районах (у тихвинских и мягозерских вепсов) их сжигают после возвращения с кладбища. При сжигании наблюдали: «куда летит дым, в той стороне скоро будет покойник»38. На кострище «знающие» клали крест из лучины 39. Пришедших с кладбища встречали у входа в дом. Для них выносили кисель, полотенце. Они предпринимали ряд очистительных мер. У северных и средних вепсов Ленинградской обл. соблюдается известное в похоронной обрядности и других народов40 требование обязательного посещения бани теми, кто вернулся с кладбища,— «иначе и спать нельзя ложиться». Всем полагалось мыть руки. Южные и средние вепсы их вытирали о поданное полотенце, северные и средние вепсы Ленинградской обл. (кроме ярославич-ских41) шли в избу и «вытирали» руки о печь, стараясь дотронуться до той части печи, «где огонь шел». Обычай прикасания к печи после возвращения с кладбища общеизвестен. Его связывают с древними представлениями об очистительной силе огня 42. Ныне существующие толкования этого действия, судя по литературным данным, сводятся в основном к передаче печи горя и тоски об умершем, болезни и смерти, предупреждению боязни покойника 43. У вепсов, кроме этих объяснений, имеются и другие: у северных— «чтобы запах не шел», «чтобы не снился», «чтобы не повторилось вновь», «чтобы не мерзли руки зимой». Иногда при касании печи, как бы желая заимствовать у нее «прочность и вечность», произносят; «Как эта печь стоит не двигается, не боится никого, так и я»; «пусть все в доме стоит как печь»; высказывают пренебрежение к смерти: «Смерть, я тебя не боюсь, ты меня бойся». У средних вепсов объяснения несколько иные. Касаться печи руками, а также губами положено непременно тем, кто дотрагивался до покойника руками или целовал его. Верили, что иначе у него зимой будут мерзнуть руки, а губы станут синими. Те и другие вепсы считали, что прикосновение к печи избавляет от страха перед покойником. Для избавления от боязни покойника известно много других средств. Кроме упомянутого забивания гвоздя в порог жилища, дети умершего должны были пройти под гробом при его выносе, взрослые члены семьи в то же время, отвернувшись от покойного, кланялись и смотрели на него между ног. При отправлении похоронной процессии смотрели из-под саней на копыта уходящей лошади. На кладбище гроб хлестали рябиновой веткой 44, трогали большой палец ноги покойного, втайне от всех клали щепотку свежевырытой земли себе за пазуху45. При возвращении с кладбища лошадь поворачивали к дровням, обходили их три раза и смотрели на копыта лошади. Дома те, кто боялся, смотрели в печную трубу пли в подполье. На ночь оставляли у дверей веник, под порогом — осиновое полено — «чтобы покойники не .ходили». Те, кто долго не мог освободиться от страха, вечером после захода солнца должны были помянуть покойника на улице у большого угла избы или идти на кладбище и просить прощения у покойного.

Почти все эти действия как предупреждающие и избавляющие от страха перед покойным известны и в традиции других народов46. Особо следует отметить «смотрение промеж ног». Причем если смотрящий, по поверьям водлозерскпх пудожан, находился на третей ступеньке лестницы, ведущей в хлев, то видел домашних духов47. Это тем более интересно, что население указанной местности е;це в XIX в. считалось обруселой чудью, а недавно обследованные здесь археологические памятники раннего средневековья относят к культуре населения, оставившего курганы в Юго-Восточном Приладожье, т. е. древней веси 48.

Поминки в доме покойного сейчас устраивают повсеместно. Раньше они проводились значительно скромнее, лишь для близких. Только у южных вепсов, судя по высказываниям пожилых информаторов, прежде поминок в доме совсем не справляли — их заменял обход односельчан с решетом, наполненным поминальной едой — кутьей, киселем, вареными яйцами. Так сейчас справляют здесь 9-й и 20-й день.

Состав поминальной еды по группам вепсов несколько различался. Обязательными везде считались кутья и кисель, но особенно кушанья из яиц: у южных вепсов подавались вареные яйца, у средних и северных готовился яичный «блин». Кроме того, южные вепсы варили сусло, а средние и северные пекли масленые блины с толокном. Кутью принято было подавать в начале поминок, а кисель — в конце. После этого трапеза кончалась, оставшуюся еду раздавали беднякам.

Интересно, что на поминках у северных и части средних (озерскнх) вепсов покойнику за столом места не оставляли. Здесь еда и питье готовились для него только до выноса и вновь лишь на сороковой день: «провоженный, так и не ложут», «у нас, когда вынесут, и чашку разбивают и больше места не выделяли, но на 40-й день ложут». У остальных вепсов покойнику, как почетному гостю, на углу стола клали ложку, выпечку. Через угол, где якобы сидел покойник «нельзя никому проходить, иначе прогонишь покойника». Весьма любопытно, что еда и ложка покойного должны быть закрыты, «чтобы невидимкою ел». Южные и средние вепсы Ленинградской обл. ложку и колоб клали под скатерть49, а вологодские — закрывали сверху яичным «блином», называя прикрытую блином еду для покойника — panafid. Каждый вечер до сорочин лавку, на которой лежал покойник, протирали чистой влажной тряпочкой и стелили покойнику постель из холста, обязательно оставляя подушечку. Если в доме были молодые супружеские пары, то, после того как все в доме улеглись, полагалось вытереть мокрой тряпкой порог, «чтобы он по чистому пошел, а не по следам молодых, они ведь поганые». Эти действия совершают, исходя из представления, что душа покойника 40 дней находится в доме: «захочет покажется, не захочет— не покажется». О времени пребывания ее в доме высказывания противоречивы: по одним она приходит только на ночь, по другим — дома только до 12 ночи. До сорочин двери не запирают.

Северные и часть средних вепсов около 17 часов накануне сорочин идут на кладбище, где причитывают, «будят, зовут с собой». Дома для «гостя» готовят баню: «в баню понесешь белье, полотенце, веник положишь на полок, пусть парится, помогаешь мыться». Перед началом «мытья» у бани снова причитывают, «кличут,,; причитывают и после бани — «спрашиваешь, по нраву ли баенка». Одежду, «использованную» в бане «гостем», отдают бедным. После бани родственники поминают покойника. Южные и тихвинские вепсы баню не топят, но на кладбище накануне сорочин также ходят — «зовут». Затем обходят всех по дворам с решетом, наполненным кутьей, яйцами, калитками, приглашая односельчан на сорочины. Считается, что надо пригласить не менее 40 человек. Во всех группах для покойника готовят постель. Утром будят плачем, смотрят на подушку: если на ней видна «ямочка», то, значит, он ночевал дома. Поминальная трапеза длится до 14 часов. У северных вепсов существует очень любопытный обычай определения того, явился ли покойник на сорочины. Для этого сажают маленьких детей на печь и просят посмотреть через решето50 на место, отведенное покойнику за столом. Если покойник «в гостях», то якобы дети его непременно увидят. У приоятских вепсов, как отмечает Г. И. Куликовский, для этой цели использовали кроме решета и хомут51.

Различия в составе традиционных блюд на сорочинах и порядок их подачи в разных группах вепсов такой же, как и на по-миьках после похорон. Кроме обязательных кушаний везде готовится разнообразная стряпня. Как только ставят на стол кисель, сразу же начинают причитывать. На этом трапеза заканчивалась, оставшуюся еду собирали и раздавали «христа ради». Затем «гостя» провожали до перекрестка пли конца деревни с киселем (южные и соседние с ними средние, тихвинские, вепсы также с яйцами). После проводов хозяйка раздавала (дарила) вещи покойника. У южных и тихвинских снималось полотенце, висевшее в большом углу со дня смерти, и отдавалось «бедным». С этого момента «хождение» покойника домой должно было превратиться. Если он все же появлялся в доме, то обращались к «знающим» людям, для того чтобы окончательно избавиться от него.

И, наконец, рассмотрим известный в литературе обычай «веселения» покойника, который бытует до сих пор. Более широко в народе «веселение» покойников известно в форме похорон-свадьбы, т. е. обычая, согласно которому умерших до брака юношей н девушек хоронили с соблюдением некоторых особенностей свадебного обряда. В этом случае молодых во все свадебное обряжали, к дуге лошади привязывали полотенца, ленты, свадебные колокольчики. При проводах играли на гармошке, пели песни, при опускании гроба в могилу стреляли из ружья.

Особенно живо рассказывают об этом южные и средние вепсы (вологодские); «если не женат, то хоронят по-свадебному, пляшут, а мать причитывает». У средних вепсов Ленинградской обл. «веселение» больше отмечается на сорочинах. Здесь нередко говорят, что песни петь нельзя и если все же поют, то печальные.

У северных вепсов такие похороны также оформляются по-свадебному. Считается, что поют и играют на них «по наказу» умершего или «чтобы угодить ему». Обряд «похорон-свадьбы» или «свадьбы покойников» известен в традиции многих народов52 и не представляет ничего оригинального. Более интересен тот факт, что «весе-ление» покойников у вепсов происходит при похоронах не только молодежи. Оно проводилось и по наказу умершего: «иногда, когда просят, так и старух хоронят», «у нас отец мне велел, помру, так до кладбища играй», «мать наша велела, пусть зять играет, а зять играл, сидя на гробу». Естественно, что такой наказ не мог бы даваться, если з его основе не лежал когда-то обычай обязательного «веселения» покойников. На праздничный характер проведения прежде сорочин косвенно указывает зафиксированное нами от жительницы д. Рябов Конец неизвестное ранее название сорочин pido53, означающее в родственных карельском и финском языках празднество, в диалектах эстонского — крестины54.

Несмотря на то что погребальная обрядность вепсов во многом схожа с погребальной обрядностью родственных народов, все же до настоящего времени вепсы сохранили довольно интересные и древние обычаи, важные для понимания и оценки духовной культуры народа в целом. Весьма ощутимы и локальные различия, что, видимо, не только определяется территориальной разобщенностью этнолокальных групп, но и указывает, возможно, на некоторое своеобразие в погребальном обряде этих групп и в прошлом.

1 Малиновский А. Обряд поминовения умерших в 40-и день у чудинов западного побепежья Онежского озера.— Олонецкие епархиальные ведомости, 1903, № 2, с. 55—57; Майков В. Н. Приоятская чудь (весь — вепсы). — Древняя и новая Россия, 1877, № 6, с. 142; Куликовский Г. И. Похоронные обряды Обонежского края. — Олонецкий сборник, 1884, вып. 3, с. 419—420.
2 Пименов В. В. К вопросу о карельско-вепсских культурных связях. — Советская этнография, 1960. № 5, с. 39.
6 Как известно, вепсы в настоящее время не имеют единой территории и расселены среди русского населения несколькими обособленными группами, каждая из которых говорит на своем диалекте. Выделяют три основных диалекта: северный, средний и южный. Так же принято называть и локальные группы вепсов. Наиболее удалены от остальных северные (или прионежские) вепсы, проживающие в Юго-Западном Прионежье Карелии (села Шокша, Шелтозеро, Рыбрека). Самая многочисленная группа — средние вепсы — расселена в основном в верхнем и среднем течении р. Ояти (в Подпорожском и Лодейнополь-ском районах), а также в Тихвинском р-не Ленинградской обл. (Озера, Ладва, Мягозеро, Ярославичи, Надпорожье, Вонозеро, Корбиничи и т. д.). К средним вепсам относят и небольшую группу вепсов Вологодской обл., проживающих Б Бабаевском р-не на территории Куйского (деревни Панкратово, Войлахта, Пондала — вепсов данной местности принято называть куйско-пондальскими) и Пяжозерского (д. Пяжозеро, поселки Пяжелка и Колашма) сельских советов. Южные вепсы живут в Бокситогорском р-не Ленинградской обл. (в деревнях Сидоровского и Радогощинского сельских советов).
7Это объяснение, видимо, исходит из поверья, что образ, отраженный в воде, зеркале, небезопасен для человека и связан с идеей привидения, смерти. См.: Афанасьев А. Н. Древо жизни. М., 1982, с. 357.
8 Curukivi - камень дресвяник. См.: Зайцева М. И., Муллонен М. И. Словарь вепсского языка. Л., 1972, с. 66. У карел известно использование его как оберега в родильных обрядах. См.: Из быга и верований кореляков Олонецкой губернии. Б. м., б. г., с. 6, 10.
9 Байбурин А. К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Л., 1983, с. 134—145.
10 По литературным данным, в приготовленной для покойника воде «душа окунается» или «утоляет» жажду. См.: Ефименко П. С. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии. Ч. 1. Описание внешнего и внутреннего быта. М., 1877, с. 192; Федянович Т. П. Изучение семейных обрядов мордвы. — В кн.: Итоги полевых работ Ин-та этнографии в 1970 году. М., 1971, с. 147
. 11 Шангина И. И. К вопросу о пережитках древних верований в быту русских крестьян XIX в. — В кн.: Этнография народов Восточной Европы. Л, 1977, с. 119—120: Маслова Г. С. Народная одежда в восточнославянских обычаях и обрядах XIX — начала XX века. М., 1984, с. 94; Белицер В. Н. Очерки по этнографии народов Коми.—Тр./Ин-т этнографии, М., 1958, т. 45, с. 328; Терю-ков А. И. Погребальный обряд вымских и вишерских коми. — В кн.: Традиции и новации в народной культуре коми. Сыктывкар, 1983, с. 29.
12 Косменко А. П. Функция и символика вепсского полотенца (по фольк-лорно-этнографическим данным). — В кн.: Фольклористика Карелии. Петрозаводск, 1983, с. 38—55.
13 Обычай обмывания покойника лицами одного с ним пола зафиксирован у сегозерских каоел как наиболее древний. См.: Духовная культура сегозерских карел конца XIX — начала XX в. Л., 1980, с. 23. Его придерживаются и коми-ижемцы. См • Терюков А. И. К изучению погребального обряда коми-ижемцев.— В кн.: Полевые исследования Ин-та этнографии 1980—1981 годов. М., 1984, с. 222.
14 Мыло, которым обмывали покойного, как считалось и у других народов, приобретало магические свойства. В одних случаях оно обладало мертвящей силой и было опасно для живых, в других — использовалось в лечебных целях. Ср.- Ефименко П. С. Указ соч., с. 192; Маслова Г. С. Указ, соч., с 109; Терюков А И. К изучению погребального обряда коми-ижемцев, с. 222. У северных вепсов зафиксировано поверье, что такое мыло, хранящееся за матицей, избавляет дом от тараканов.
15 Кукель в виде холщового головного убора, напоминающего капюшон, считается специфической частью погребального комплекта одежды на Европейском Севере См- Маслова Г С. Указ, соч , с. 90. Любопытно, что у коми, живущих на Удоре, так называли накомарник — капюшон из белого холста, закрывающий голову и шею от комаров. См : Белицер В. Н. Указ, соч., с. 250.
16 Духовная кулыура сегозсрских карел, с. 24.
17 По отдельным высказываниям, рубахи с вышивкой разрешалось надевать только на умерших молодых замужних женщин.
18 Вепсы относятся к народам с особенно развитой формой причети. См Чистов К. В. Причитания у славянских и финно-угорских народов. Некоторые итоги и перспективы изучения. — Симпозиум-79 по прибалтийско-финской филологии: Тез. докл Петрозаводск, 1979, с. 14. Однако вепсские причитания, как и в целом фольклор вепсов, изучены пока недостаточно. Хотя первое же обращение к их исследованию привело к крайне любопытным выводам вепсская мелострофа (названный так структурно-интонационный феномен, зафиксированный в наиболее выразительной и однозначной форме именно в вепсской причети) не только бытует в фольклоре родственных народов (карел, ижор), но и совпадает по композиции и типу интонирования с напевами заонежских и пудожских былин. В связи с этим было высказано предположение об усвоении русскими ска-зителями вепсской мелострофы из песенной культуры западнофинских народов (вепсов, карел). — См- Васильева Е. Е. Вепсская мелострофа в междужанровых отношениях причетной традиции. — Там же, с 125—130; Она же Напевы русской эпической традиции Прионежья.— В кн.- Русский Север. Проблемы зт-нографии и фольклора. Л., 1981, с. 187—188.
19 По литературным сведениям, посещение покойников беременными по сходной причине запрещалось и у других народов. См., например: Устинова М. Я. Семейные обряды латышского городского населения в XX в. М., 1980, с. 54; Карелы Карельской АССР. Петрозаводск, 1983, с. 144; Беляева Н. Ф Традиции физического и трудового воспитания детей у мордвы (конец XIX — начало XX в.). — В кн.- Семейные обряды мордвы. Саранск, 1984, с. 90.
20 Интересно, что «опахивание» платочком могил как символ приветствия и прощания обязательно и при посещении умерших на кладбище.
21 В некоторых случаях говорили, что гвозди заколачивали в один порог, и указывали либо первый — в избе, либо последний — в сенях.
22 Карелы Карельской АССР, с 149; Духовная культура сегозерских карел, с. 26; Рихтер Е. В Некоторые особенности погребального обряда сету. — Советская этнография, 1979, № 2, с. 118.
23 Шейн П. В. Великорус в своих песнях, обрядах, сказках, легендах и т. п. СПб., 1900, т. 1, вып. 2, с. 661.
24 Ефименко П. С. Указ, соч., с. 80.
25 О носилках как весьма важном и древнем элементе погребальной обрядности eery см.: Рихтер Е. В. Указ, соч , с. 125—126. Автором суммированы сведения о применении носилок в погребальном ритуале других финно-угорских народов— води, ижор, марийцев, мордвы. Носилки для умерших изготовляли п коми-цжемцы. См : Терюков А. И К изучению погребального обряда комч-ижемцев, с. 223.
26 «Погребицей» называли одежду (сарафан, кафтан и т. п.), положенную на крышку гроба, которая шла церковному причту или раздавалась за какую-нибудь помощь на похоронах. — См.: Маслова Г. С. Указ, соч., с. 93.
27 Дважды на похоронах при сборе материала (у северных и средних вепсов) приходилось наблюдать, что именно при опускании гроба и зарывают умершего начинались споры — можно ли своим опускать или закапывать покойника. Они кончались в пользу новой традиции. На отстранении близких от этих действий, как правило, настаивали городские родственники.
28 У вепсов, как и русских из сопредельных районов, запрещалось бросать в могилу серебряные монеты. По поверьям, они являлись у вепсов одним из самых распространенных оберегов при посещении каких-либо торжеств. Особенно полагалось опустить серебряную монетку в обувь тому участнику свадьбы, чье имя совпадало с именем жениха или невесты, иначе к нему могла пристать порча, предназначенная для молодых.
29 Подобное объяснение не зафиксировано в литературных источниках. Принято считать, что деньги передаются покойному для платы за перевоз через «огненную реку». См.: Маслова Г. С. Указ, соч., с. 91.
30 В широкоизвестном и у других народов запрете хоронить с крестом, а также надевать его на венчание видят отголоски древних представлений, согласно которым в решающих моментах обрядов «перехода» вводилось табу на металлические предметы. Исключение составляли лишь деньги: при венчании они могли находиться в обуви жениха или невесты, при похоронах — в гробу или бросались в могилу Маслова Г. С. Указ, соч., с. 67, 91, 129.
31 Такой же обычай отмечен во второй половине XIX в. у русских Архангельской обл. См.: Ефпменко П. С Указ, соч , с. 192.
32 Обычай доставляв умершего на носилках — двух жердях и одну из них ставить в качестве надмогильного знака встречался еще в 20-е годы нашего столетня у поморов. По мнению В. Алымова, обратившего внимание на простые «.колы» на могилах поморов, эти «языческие» надмогильные знаки являются остатками былой культуры древних аборигенов края, которые позднее были заимствованы пришлым славянским населением. См.: Алымов В. Надмогильные памятники поморских рыбаков (из истории северопоморской культуры). — Карело-Мурманский край, 1929, № 2, с. 21—22. Нельзя не отметить, что археологические памятники раннего средневековья, обнаруженные недавно в Поморье, имеют несомненную связь с известной курганной культурой Юго-Восточного Приладожья (Турина Н. Н. Первые сведения о памятниках XII века на Кольском полуострове.— В кн.- Природа и хозяйство Севера. Мурманск, 1981, выи 9. с 65—70), принадлежащей, по мнению большинства исследователей, предкам вепсов.— См : Шаскольский И. П. Проблема этногенеза прибалтийско-финскпх племен Юго-Восточной Прибалтики в свете данных современной науки.— В кн.: Фннно-угры и славяне. Л., 1972, с. 47—48.
33 Как известно, можжевельник у скандинавских и финских народов считается священным деревом См.- Мансикка В П. Из финской этнографической литературы — Живая старина. СПб., 1917, с. 206.
34 Munakurs готовился из трех взбитых яиц, печь его полагалось на углях.
35 Запрет поминать мясом известен также и у карел. См.: Карелы Карельской АССР, с. 149.
36 Савельева Э. А. Пермь вычегодская: к вопросу о происхождении народа коми. Л., 1971, с. 153; Рихтер Е. В. Указ, соч , с. 126.
37 Кочкуркина С. И. Юго-Восточное Приладожье в X—XIII вв. Л., 1973, с. 11—19.
38 Сходная примета если дым идет в сторону деревни, то смерть снова унесет кого-либо из ее жителей, — отмечена у сету. См.: Рихтер Е В. Указ соч с. 126.
39 По всей вероятности, крест из лучины здесь выступает в качестве оберега. По народным поверьям вепсов, кресты из лучины также кладутся на перекрестки дорог при «переговорах» с лесным «хозяином» о возвращении потерявшегося в лесу скота. Аналогично поступали и русские крестьяне Карелии: См/ Георгиевский А. Народная демонология. — Олонецкий сборник Петрозаводск, 1902, вып. 4, с. 56—57.
40 Духовная культура сегозерских карел, с, 29; Христолюбова Л. С. Указ, соч., с. 78.
41 У ярославичских вепсов обычай прикасания к печи «перенесен» в свадебный обряд: здесь невестка, впервые входя в дом мужа, дотрагивается до печи или ворошит угли в загнетке со словами: «Я волк, вы овцы, бойтесь меня».
43 Рихтер Е. В. Указ, соч , с. 116; Федянович Т. П. Указ, соч., с. 147—148: Карелы Карельской АССР, с. 149; Еремина В. И. Историко-.этнографические истоки мотива «вода — горе». — В кн.: Фольклор и этнография. У этнографических истоков и фольклорных сюжетов и образов. Л., 1984, с. 202.
44 О рябине как действенном обереге от злых духов и колдовства см.- Тульцева Л. А. Рябина в народных поверьях. — Советская этнография, 1976, № 5.
45 Считалось, что, если кто-то из посторонних незаметно сыпал землю из могилы за шиворот очень «убивающимся» родственникам покойного, это «охлаждало» их, снимало сильную тоску. Такое же поверье известно и у карел. См.-Карелы Карельской АССР, с. 149.
46 См., например- Духовная культура ссгозерских карел, с. 29; Христолюбо-ва Л. С. Указ, соч., с 77.
47 Харузин Н. II. Из материалов, собранных среди крестьян Пудожского района Олонецкой губернии. — Олонецкий сборник. Материалы для истории, географии, статистики и этнографии Олонецкого края. Петрозаводск, 1894, вып. 3, с. 326.
48 Косменко М. Г. О характере поселений X—XI вв в Юго-Восточной Карелии.— В кн.: Местные традиции материальной и духовной культуры народов Карелии: Тез. докл. Петрозаводск, 1981, с. 16—17.
49 Это, очевидно, очень давняя традиция. В поминальной обрядности вепсов ее отмечают и дореволюционные исследователи. См.: Майков В. Н. Указ, соч, с. 142; Куликовский Г. И. Указ, соч, с. 420. Обычай класть ложку под скатерть для покойника на поминках известен и у эстонцев-сету. См.: Рих-гер Е. В. Указ, соч., с. 119.
50 Любопытно, что функции решета в народных верованиях вепсов, карел, финнов весьма широки: оно использовалось во всех семейных обрядах, в гаданиях. См.: Колмогоров А. И. Чухарская свадьба. Черты обрядовой жизни чухарей. — В кн.: Сборник в честь 70-летия Д. Н. Анучина. М, 1913, с. 382; Из быта и верований кореляков, с. 16; Мансикка В. П. Указ, соч., с. 201; Решето, являлось, видимо, оберегом. См.: Лавонен Н. А. О древних магических оберегах (по данным карельского фольклора). — В кн.: Фольклор и этнография: Связи фольклора с древними представлениями и обрядами. Л., 1977, с. 76 и ел ; Решето было одновременно предметом-посредником, позволяющим живым наблюдать за действиями представителей потустороннего мира.
51 Куликовский Г И. Указ, соч., с. 420. Сходный обычай известен и у вод-лозерских пудожан. По их поверьям, глядя сквозь хомут с печи, можно было увидеть в избе невидимых иначе домашних духов. См.: Харузин Н. Н. Указ, соч., с. 325.
52 Кагаров Е. Г. Венчание покойников у немцев Поволжья. — Советская этнография, 1936, Л° 1, с. 106—108; Соколова В. К. Об историко-этнографическом значении народной поэтической образности (образ свадьбы-смерти в славянском фольклоре). —- В кн.- Фольклор и этнография, с 188—195.
53 АКФ, ф. 1, оп. 50, д. 711, л. 191.
54 Suomen kielen etymologinen sanakirja.— Lexica societaus Fennno-ugri 12 Helsinki, 1962. 1 3, ь. 583—584.



Ментальный капитал Карелии

Наставление

Как думаешь, так и живёшь.
Думай о хорошем!


Не к миру надо идти в подмастерья, а к Богу, чтобы стать Мастером.

В конечном счете, каждый человек остаётся лучшим учителем для себя — и сам ставит себе итоговые оценки.

Кижи

Наши контакты

Подписаться на новости:

Электронная почта

osta@vottovaara.ru




РГО